Девочки, прочитала статью, честно была в шоке. Очень захотелось ее до многих довести:

В переходе возле станции метро сидит женщина неопределенного возраста.

Ей можно дать с ходу и тридцать, и двадцать три, и сорок два. Волосы у

женщины спутаны и грязны, голова опущена в скорби.

Перед женщиной на заплеванном полу перехода лежит кулек. В кулек сердобольные

граждане бросают деньги. И не бросали бы, да на руках женщина держит

весомый «аргумент» в пользу того, что ей деньги просто необходимы. На

руках у женщины спит ребенок лет двух. Он в грязной шапочке, бывшей

когда-то белой, в спортивном костюмчике. Переход – место достаточно

оживленное. И течет нескончаемым потоком людская толпа, и звенит мелочь в

кульке, и шуршат купюры.

Я ходил мимо женщины около месяца. Я догадывался, кому уходят деньги, жертвуемые многочисленными прохожими. Уж сколько говорено, сколько написано, но народ наш такой – жалостливый.

Жалостливый, до слез. Готов народ наш отдать последнюю рубашку свою,

последние копейки из кармана вытряхнуть. Подал такому «несчастному» – и

чувствуешь, что у тебя все еще не так плохо. Помог, вроде бы как.

Хорошее дело сделал…

Я ходил мимо попрошайки месяц. Не подавал, так как не хотел,

чтобы на мои деньги какой-нибудь негодяй

купил себе кирпича одну штуку, да вставил в стену нового дома-дворца

своего. Пускай будет дыра у него в стене, у негодяя этого. Не будет

кирпича от меня. Но, судя по тому, как попрошайке подавали, хозяин ее

имел уже несколько домов-дворцов.

Ну и попрошайке что-то перепадает, конечно. Бутылка водки на вечер, да шаурма. Хозяева таких

«точек» попрошайничества имеют немало, но отличаются жадностью. И

жестокостью. На том и держится их супердоходный бизнес. На деньгах да на

страхе. Никто из опускающих монетку в кулечек не знает, что «встать» на

место возле Владимирского собора невозможно, а хождение по вагонам

метро с уныло-тягучим «простите, что я до вас обращаюся» стоит от 20

долларов в день. Или – знает? В таком случае – знает, но подает?

Никто из добряков, жертвующих «мадонне с младенцем», не задумывается над

еще одним вопросом. Над одним несоответствием, буквально бросающимся в

глаза. Спустя месяц хождения мимо попрошайки меня вдруг как током

ударило, и я, остановившись в многолюдном переходе, уставился на малыша,

одетого в неизменно-грязный спортивный костюмчик. Я понял, что именно

казалось мне «неправильным», если можно назвать «правильным» уже само

нахождение ребенка в грязном подземном переходе с утра до вечера.

Ребенок спал. Ни всхлипа, ни вскрика. Спал, уткнувшись личиком в колено

той, кто представлялась его мамой. Попрошайка подняла на меня глаза.

Наши взгляды встретились. Бьюсь об заклад, она поняла то, что понял я…

У кого из вас, уважаемые читатели, есть дети? Вспомните, как часто они

спали в возрасте 1-2-3-х лет? Час, два, максимум три (не подряд)

дневного сна, и снова – движение. За весь месяц каждодневного моего

хождения по переходу я НИ РАЗУ не видел ребенка бодрствующим! Я смотрел

на маленького человечка, уткнувшегося в колено «мамы», и страшное мое

подозрение постепенно формировалось в твердую уверенность.

– Почему он спит все время? – спросил я, уставившись на ребенка.

Попрошайка сделала вид, что не расслышала. Она опустила глаза и

закуталась в воротник потертой куртки. Я повторил вопрос. Женщина вновь

подняла глаза. Она посмотрела куда-то за мою спину. Во взгляде ее

явственно читалось усталое раздражение вперемешку с полнейшей

отрешенностью. Я впервые видел подобный взгляд. Взгляд существа с другой

планеты.

- Пошел на… – произнесла она одними губами.

– Почему он спит?! – я почти кричал…

Сзади кто-то положил руку мне на плечо. Я оглянулся. Мужчина с типичным

лицом рабочего с близлежащего завода неодобрительно хмурил седые брови:

– Ты чего к ней пристал? Видишь – и так жизнь у нее… Эх… На вот, дочка, – мужик вытряхнул из своей огромной пятерни монетки.

Попрошайка перекрестилась, изобразив на лице смирение и вселенскую

скорбь. Мужик убрал ручищу с моего плеча, побрел к выходу из перехода.

Дома он расскажет, как защитил угнетенную, несчастную, обездоленную

женщину от негодяя в дорогой дубленке.

Милиционер, подошедший ко мне в переходе на следующий день, выразился почти так же, как и его

«подопечная» попрошайка. И на свой вопрос я получил исчерпывающее:

– Пошел в…

А ребенок спал…

Я позвонил знакомому. Это веселый и смешливый человек с

глазами-маслинами. Он с горем пополам окончил три класса, и читает с

трудом. Полное отсутствие образования не мешает ему передвигаться по

улицам города на очень дорогих иномарках и жить в домике с бесчисленным

количеством окон, башенок и балкончиков. Знакомый был весьма удивлен

моей уверенностью в том, что весь без исключения подобный бизнес

контролируют представители его национальности.

Я узнал, что в Киеве попрошаек «держат» и молдаване, и украинцы. Причем, первые

специализируются, в основном, на «инвалидах войны». Мы часто видим их на

переходах и светофорах, снующими буквально под колесами машин. Мнимые

афганцы «работают» также и в метрополитене.

Всевозможными

«больными», хромыми и «приехавшими делать операцию» заведуют с равным

успехом как украинцы, так и цыгане. Бизнес этот, несмотря на кажущуюся

стихийность, четко организован. Курируется попрошайничество

организованными преступными группировками, и деньги, брошенные

полунищими прохожими в кулечек «обездоленного инвалида», уходят

«наверх». Причем, настолько «наверх», что, узнай об этом сердобольный

прохожий, он потерял бы сознание от удивления. Детей берут в «аренду» у

семей алкоголиков, или попросту воруют. Но это все, что говорится,

цветочки.

Мне нужно было получить ответ на вопрос – почему спит

ребенок? И я его получил. Причем, мой знакомый цыган произнес фразу,

повергнувшую меня в шок, вполне обыденно, спокойным голосом. Как о

погоде сказал:

– Или под героином, или под водкой…

Я остолбенел. «Кто под героином? Кто – под водкой?!»

– Ребенок. Чтобы не кричал, не мешал. Ей с ним целый день сидеть, представляешь, как он надоесть может?

Для того чтобы ребенок спал весь день, его накачивают водкой. Или –

наркотиками. Разумеется, что детский организм не способен справляться с

таким шоком. И дети часто умирают. Самое страшное – иногда умирают днем,

среди «рабочего дня». И мнимая мать должна досидеть с мертвым ребенком

на руках до вечера. Таковы правила. И идут мимо прохожие, и бросают

мелочь в кулек, и считают, что поступают благородно. Помогают

«матери-одиночке»…

… На следующий день я стоял в переходе возле

станции метро Л. Милиционера, ответившего мне вчера ругательством, не

было видно. Я запасся журналистским удостоверением, и был готов к

серьезному разговору. Но разговора не получилось. А получилось

следующее…

У женщины на руках лежал ДРУГОЙ ребенок. Мои вопросы

попрошайка попросту игнорировала с отрешенным лицом. Меня интересовали

документы на ребенка, и, самое главное – где вчерашний малыш?

Попрошайка вопросы игнорировала, зато их не игнорировали торговки,

стоявшие рядом. От женщины, торгующей трусиками, я узнал, что мне

следует, мягко говоря, удалиться из перехода. К возгласам торговки

подключились ее негодующие соседки по ремеслу. Следом за ними – прохожие

преклонных лет. В общем, я был с позором выдворен из перехода.

Оставалось одно – звонить 02 или искать милицейский патруль. Но милиция

нашла меня сама. Сержант, любитель посылать в…, подошел ко мне и спросил

документы. Я документы предоставил, и высказал свое мнение по поводу

нахождения женщины с ребенком в переходе. Сержант со мною согласился, и…

отправился звонить кому-то. Я стоял перед переходом, с полным ощущением

того, что пытаюсь бороться с ветряными мельницами. Спустя несколько

минут в переходе не было уже ни торговок, ни попрошайки со спящим

ребенком…

Когда вы видите в метро ли, на улице ли женщин с детьми,

просящих милостыню, задумайтесь, прежде чем ваша рука полезет за

деньгами. Подумайте о том, что не будь вашего и сотен тысяч подаяний, и

бизнес этот умер бы. Умер бы бизнес, а не дети, накачанные водкой или

наркотиками. Не смотрите на спящего ребенка с умилением. Смотрите с

ужасом. Ибо вы, прочитавшие эту статью, знаете теперь – почему спит

ребенок.