Зайцы уехали. Унеслись в голубом полосатом вагоне к ласковому южному морю. А я осталась на глянцевом перроне махать им вслед. Ту-туууу! Локомотив тянет за собой вагоны, состав медленно набирает ход. Под натиском промозглого вихря спускаюсь под своды подземного перехода. Дождь барабанит по навесу. Не по-летнему зябкий вечер.

С самого утра мы были в чемоданном настроении – паковали вещи. Черный чемодан разевал громадную бегемотовую пасть. Дочь прыгала вокруг голодного зверя, помогала (или мешала?) набивать его брюхо. Складывали, трамбовали, пристегивали. Наконец, необъятные пакетики и коробки исчезли в дремучих текстильных недрах. Чемодан, пухлый и неподъемный, покатился прямиком в прихожую. Присели «на дорожку». Дочь, в дорожном костюме, с маленьким хвостом на кудрявом затылке - как я люблю целовать теплое темечко - крепко прижала к себе баночку фигурного печенья. Глаза взволнованно заблестели, щечки вспыхнули. Шутка ли – отправиться в настоящем поезде в самое взаправдашнее приключение?!

К вокзалу добирались машиной.

- Мама, смотри, радуга!

Я обернулась. В пасмурном небе блеснул яркий разноцветный лоскуток – радуга. Хороший знак, улыбнулась я. Она, то исчезала, то появлялась, расцвечивала небо красочным хвостом далекой кометы. Мы петляли по темно-серым скользким улочкам.

- Скажем бабушке, видели радугу. Не одну, не две, а целых три радуги! – поведала моя добрая сказочница.

Дорога повернула, и радуга осталась позади. Остаток пути ехали молча. Крапал дождик. Капли мелко штриховали стекла авто. Пейзаж за окном расплылся, стушевался и поблек. Автомобильные дворники синхронно постукивали по стеклу. Они четкими маятниками отбивали ритм, одним движением мастерски расчищали - реставрировали городские зарисовки, мутные от стекающих капель.

Мы влились и растворились в шумном вокзальном потоке встречающих, провожающих и провожатых. Цифры электронного табло вторили желтому свету электрических ламп. В глаза бросались белые прямоугольники маршрутных досок. Пчелиным роем гудели очереди возле касс, эхом раздавался голос диктора, глухой, обрывистый, как в испорченном телефоне. Подхваченные торопливой публикой, мы устремились на платформу. С безликим этикетным «пропустите, извините» протиснулись сквозь бесчисленные тележки, сумки и корзины. Солидный проводник в строгой синей форме изучил документы, одобрительно кивнул. Муж с дочкой запрыгнули на подножку вагона. Последние объятья, поцелуи, «обязательно звони!». Мгновение, и вот они прощально машут мне из пыльного окна с занавесками на перекладине. Счастливого пути!

Помню, мне было года три, не больше. Как моей дочери сейчас. Ночь. Зима. Заснеженный темный лес. Я с родителями на полустанке. Неосвещенный лиловый снег скрипит под валенками. Папа шутит, мама весело смеется. Рядом кособочится красный лаковый чемодан с меня ростом. Они совсем еще молоды. Раздается протяжный оглушительный гудок. Пытаясь перекричать нарастающий гул, мама и папа радостно показывают мне «гляди, гляди!». Прибывает поезд, и я заворожено смотрю, как ревущая малопонятная моему детскому воображению махина движется на нас в ледяной вьюге. Мощный прожектор и буферные огни рассеивают морозную мглу. Колеса со стуком ударяются о рельсы, всё реже и реже, раз за разом, «торопится сердце – стучит». Под скрежет и лязг железа поезд останавливается – пфф! – словно вздыхает, и выпускает последние клубы исчезающего пара.

Позже, среди папиных бумаг, эскизов и набросков, я нашла черно-белый грифельный рисунок: закругленное, почти овальное окно вагона, а в нем – женщина в меховой шапке и в пальто с отороченным воротником. Портрет любимой женщины, моей мамы. Отец рисовал по памяти, точно, до мельчайших подробностей. Нежно, как только может влюбленный мужчина увидеть дорогие сердцу черты. Прошли годы. Родители развелись, наша маленькая семья, к сожалению, распалась. Рисунок не сохранился, затерялся во всех этих бесконечных переездах, и остались лишь приятные воспоминания, островки уютного детства, которые я так любовно берегу.

Зайцы уехали, дома стало необычайно тихо и пусто. Прислушиваюсь к привычной возне в детской – никого нет. Время словно потеряло всякий смысл, незачем стало куда-то спешить, волноваться, смотреть на часы. Под диваном пылится и скучает игрушечная железная дорога с красным заводным паровозиком. Скучные делá держат меня здесь, в утомленном городе. Но мысленно я всегда с ними, с моими обожаемыми путешественниками. Они уехали, а я прошу милостивого Бога охранять их путь.

(история моя, картинки из нэта)