Глава 27.

23 недели. Твоё истинное лицо

После второго узи, где на её сбивчивый, с трудом выдавленный вопрос о поле ребёнка, узистка нехотя бросила ей «Вроде бы девочка», Катя всё чаще ловила себя на мысли, что теперь уже точно с полным правом можно зарегистрироваться в Январиках. Но тут с переходом экватора аж раз в несколько дней стали появляться новые ники с приветственными сообщениями: «Девочки, принимайте в компанию! Мы ждём нашего пузожителя в середине января». Было б легко затеряться в этой волне наконец поверивших в необратимость своей беременности Звёздочек1987, Светлых_Лун, АннуShek и прочих. Мысли о том, что кто-то из новопоявившихся в Январиках девочек мог до этого момента вообще не интересоваться женскими форумами, Катя не допускала. Ей казалось, что форумы читают практически все женщины детородного возраста, а потому её собственное появление там сейчас любая из них расценит так же как и сама Катя судила Звёздочек1987: вышел очередной партизан из 20-недельного подполья. Ей даже видилось уже, как Венера поднимет свои идеально выщипанные брови – Венера оказалась единственной, кого Катя идентифицировала на той встрече в «Оливо» по реальному фото на аватарке – и откроет где-то табличку Январиков, равнодушно внося туда ник очередной записавшейся. Какой-то дурацкий ник, не значащий для остальных ровным счётом ничего, за которым при чтении пока только пустота, а не знакомые собравшимся добродушные нотки Мама_2, драйв Tequilы, самоуверенность Whiterose или хоть призрачные тени образов: «Это та, что спорила про растяжки», «ааа, это гламурная с лимузинами» или даже «молчит всё время и только с недельками поздравляет». А Катя будет кто? Лысый нолик какой-то! Но как же так?! Она же уже столько про них знала, что опять вернулось настойчивое нежелание смешиваться в глазах этих сильно знакомых ей женщин с общей массой остальных новеньких. И Катя в очередной раз прекратила подбирать себе ник. Тем более, что ни одного подходящего варианта так и не нашлось. А отбраковывание версий своего имени (полно этих радистоккэт, катрин и киттикатов разного рода!), цветов, животных, персонажей книг и фильмов, выёживаний в виде цифр и значков обещало быть бесконечным, доводя Катю уже до совершенно эзотерических вопросов в стиле «Кто же я есть?».

Тем более, что и в реальной жизни вопрос, кто же она в действительности есть, уже несколько недель не давал ей покоя. Всю жизнь Катя про себя точно знала, что она – не борец. Это знание поселилось в ней настолько давно и прочно, что стало родым, и не столько угнетало своей отрицательной характеристикой, сколько волшебным образом давало оправдание многочисленным бездействиям и отступлениям. Не борец же, что тут сделаешь. Нельзя было сказать, что её обижали в садике или дразнили и занижали оценки в школе. Её обычно просто не замечали. И все, пришедшие в её жизнь немногочисленные перемены, происходили словно сами собой, без её прямого участия и воли. Школьная дружба сложилась случайным образом с соседкой по парте – толстой и очкастой Людой, с которой тоже никто особо не общался, но по иной причине, чем с Катей. Люда была так немногословна, нетороплива и уверена во всех своих мыслях и действиях, что дети просто не могли воспринять её как ровню, а словно чувствовали в ней взрослого, и непростого взрослого, а учительницу, которой она кстати потом и стала. И далее везде – Кате не пришлось бороться ни за карьеру, ни за свою независимость от родителей, ни за замужество. В стоматологический кабинет среднего пошиба она пришла по вакансии, квартиру после училища получила по наследству от бабушки, а Стас появился сразу после квартиры тоже как-то сам собой и ей было достаточно, что он снисходительно-ласково называет её «Малыш», и так долго ей это казалось достаточным для такой невыдающейся женщины, какой Катя себя считала, что она даже не сразу заметила, как снисходительность этого обращения перешла в отношение свысока, а после в вялое раздражение и, наконец, в наплевательское неприятие. Люда потом спокойно объясняла ей, упершись пухлым локтем в стопку тетрадей, что в своём самоуничижении Катя не замечает даже явных своих талантов, как, к примеру, умение в любом повороте возможностей ясно видеть свою планку, правда, брала она всегда намеренно ниже, но видела-то чётко.

Именно поэтому теперь, всё ещё удивляясь самой себе, Катя подавала Тамаре Ивановне инструмент и материалы, изо всех сил вцепившись взглядом в безупречные кисти сурового врача, стараясь не посмотреть в глаза. Насквозь прошли через сознание едкие слова про чертей в тихом омуте и исчезнувшее из обращений Тамары Ивановны снисходительное «Катенька», и шепоток, и любопытствующие взгляды в коридорах. Всё то, чего она боялась в начале, в реальности, как это часто и бывает, оказалось не настолько трудным и невыносимым. А главное, в самой серединке Катя впервые ощущала себя неожиданно наглым борцом, который лихо решается на битву с вышестоящими недругами, основываясь на мелочи, на случайном обрывке...

ЛеггиБегги: «Девочки, ничего не могу утром с собой поделать: каждый день опаздываю на работу. Думала, что во втором семестре со сном проще будет, но не получается никак с будильником подняться. Хотя бы дотянуть до декрета. Начальница у меня ужасная. Только б не уволили!»

Жужелица: «Не боись! Не уволят! Если на работе о беременности сообщила, то уволить тебя даже за систематическую явку в обнимку с бутылочкой Jack Daniels проблематично будет. Только предельно официально сообщать надо.»

Наутро Катя с опухшим от слёз и недосыпа лицом от порога прошла в кабинет начальства, даже не сняв свой растянутый трикотажный кардиган, чтоб не струхнуть и не передумать. На удивлённый взгляд загорелого и вальяжного Самотыйского А.А., Катя, не поздоровавшись, молча протянула листок волнистый по краям от потных пальцев: «Уведомляю Вас о моей беременности в связи с возможными кадровыми перестановками. Число. Подпись.» Сама эта дурацкая официозная фраза была взята из воздуха или из тех же форумских обсуждений, и Катя, неся жалкий листик, внутренне совсем не верила в успех своего демарша. Она даже не смогла бы внятно объяснить, зачем она всё таки это делает. Но, когда Самотыйский А.А., хмыкнув ответил ей только «Всё понял. Идите работайте», то ещё до касания пальцами дверной ручки Катю бросило в головокружительный жар победы. Победы, для достижения которой не понадобилось ничего сверх минимальной решимости, и которая фанфарами гремела в катином внутреннем мире, заслоняя её от каменной молчаливости Тамары Ивановны. Выйдя в тот день после работы под моросящий тёплый летний дождь, Катя уже знала, что точно не поедет домой.

Люда так и жила со своей мамой в Зелёном луге в одном доме с мамой Кати. Но бегать к ним каждый день, как в школьные времена, не позволяло даже не расстояние от теперешней квартиры на Золотой горке, а убеждённость, казавшаяся Кате частью взрослости, что хорошенького понемножку. В их тесной однушке, среди бесконечных попыток мамы Вали украсить быт подручными материалами и идеями из журналов «Бесплатные советы и рецепты» на Катю выливалось столько тепла, непонятно откуда берущейся радости, домашнего уюта, покоя и ощущения правильности и оптимистичности всего происходящего, что подсесть на это состояние и начать «надоедать людям», как поджимая губы выражалась Катина мама, ничего не стоило. Тётя Валя, приземистая, полная, с несдающейся завивкой на жиденьких седеющих волосах жила не иначе как восхищённо интересуясь «большим миром». Смиренно оговаривая своё ничтожно маленькое место в этом прекрасном мире, она страстно следила за перипетиями жизни всех возможных звёзд кино, эстрады и спорта, упоенно смотрела сериалы, большие сборные концерты, ток-шоу и передачи по переделке интерьеров, собирала автографы и методично покупала журнал «Караван». Она не ждала и не надеялась на какие-либо перемены в своей жизни или в жизни своей незамужней толстой дочки, которой уже много лет подчинялась беспрекословно, смешная и жалкая в своей житейской безалаберности рядом с уверенной и невозмутимой Людой. Зато взахлёб описывала платье и причёску очередной звезды сериала на очередной глянцевой свадьбе и призывала Катю разделить с ней этот восторг. А уж саму Катю она хвалила всегда и за всё мыслимое и немыслимое. И, конечно, Катя не хотела вдаваться в рассуждения о даже приблизительной справедливости этих похвал: в глазах тёти Вали она была молодец. Молодец, что стройная – так здоровее, что не налегает на учёбу в школе – девочке не это главное, что нашла денежную профессию – тётя Валя упорно считала Катю дантистом, что удачно вышла замуж, что уехала из «нашей тьмутаракани» в центр, что заходит в гости, что не стрижёт волосы, что согласилась ещё на порцию куриных крылышек с макаронами и так далее и так далее. Это было смешно. Это может даже было глупо. Но Катя расцветала и таяла в этом доме, поэтому наградой за проявленный на работе героизм и за вырванную из лап врага победу логичным образом стала поездка в Зелёный луг.

От остановки до Людиного дома Катя шла уже по жаре – вечернее солнце пекло, поднимая от свежих луж на асфальте легкий пар. Кардиган пришлось снять и животик выпирал под майкой, напоминая, что и для Люды и для тёти Вали это будет сюрприз. После всех неудачных беременностей, о которых в этом доме знали с первых дней и которые тётя Валя назвала «ну, какие твои годы!», Катя не говорила им ни слова и уже два месяца не заезжала. Не специально, так получилось: Люда всё равно две смены была по лагерям и только недавно вернулась.

Но эта неспециальность тайны была удобна и приятна Кате, особенно в нынешнем победительном настроении, особенно учитывая, что здесь никто не свяжет радость этого события с какими бы то ни было минусами её нынче безмужнего положения. Она поднималась в лифте после Людиного всегдашнего «Нашлась пропажа!», одобрительным басом поприветствовавшего её из домофона, и спешно придумывала первую яркую фразу, зная, что Люда как всегда будет встречать её в дверях тамбура. Но так и не надумав ничего остроумного или просто кратко беспечного, Катя поспешно шагнула из лифта навстречу подружке. Люда несентиментально и спокойно кивнула ей и уже почти повернулась, чтоб впереди Кати пройти в квартиру, как заметила. Заметила! Катя стояла в полутёмном тамбуре и чуть-чуть улыбалась. Крайне редко теряющая самообладание Людмила несколько секунд молчала, глядя на Катин живот, а потом только охнула и пробасила:

- Катькаааа! Ну всё. До свиданья, Италия!

Катя вся расплылась в улыбке и от первого позитивного восприятия этой беременности и от воспоминаний. Когда-то в 6-м классе тётя Валя силой своей страсти к Алексею Глызину убедила девочек участвовать в школьном конкурсе талантов с его песней «Вечер в Сорренто». Как и почему они тогда согласились пронзительно выть в пошитых той же неуёмной тётей Валей «сценических» платьях из шторной ткани с блёстками об отбытии из Италии «русского мальчика», между рок группой из 11-го и акробатическими танцами девчонок из 6-го «А» класса? Но в жюри из учителей и старшеклассников так смеялись, сочтя их номер комическим, что опрокинули кувшин с цветами со сдвинутых в актовом зале в президиумный стол парт, и вопрос первого места был решён ещё до конца всех выступлений. Тётя Валя, не ведая о невольно комическом прочтении романтической песни, получила свою минуту счастья и приобщённости к успеху рядом с новоявленными «звёздами», а девочки до конца школы заработали одно на двоих прозвище «До свиданья, Италия!». Между собой они тоже иногда употребляли эту фразу, как выражение глубочайшего удивления и, хотя в последние пять лет это случалось крайне редко, но здесь и сейчас Люда выразила этой фразой сразу всё на самом понятном Кате языке.

Когда стихли восторги и расспросы тёти Вали, было съедено по второй порции поджарки с луком и пюре, одобрена Катина непримиримая битва за рабочее место, обсуждены две певицы, находящиеся примерно на Катином сроке, когда тётя Валя возбуждённо устроилась за швейной машинкой, обещая Кате блузку для беременных «точно как у Грибалёвой» из своего старого крепдышинового красного платья в горошек, когда уселись с чаем в комнате за по-летнему пустым без тетрадочных стопок вечным столом-книгой, Люда наконец учительским тоном произнесла:

- А что Стас?

- А ничего, - Катя, упиваясь неизведанной ролью счастливчика, хотела и дальше обсуждать только положительные моменты сегодняшнего. – Он не знает.

- И когда ты собираешься ему сказать?

- Никогда, - буркнула Катя, чувствуя, что Люда вносит в общее ликование совсем тут лишние осуждающие нотки.

- Тебе так самой понравилось без папы расти, что ты считаешь и твоему ребёнку такое счастье не надо? – неделикатная Люда слегка улыбнулась, поправила очки и спокойно посмотрев на Катю, отпила чай. На улице грянула уже настоящая гроза и резко потемнело. Тётя Валя включила свет, превратив их захламленную, маленькую комнату, перегороженную шкафом, в островок уюта и тепла.

- А вот может и не надо! – завелась Катя. – Вот мама моя уж как довольна была, что я замуж вышла, как постоянно талдычила, что надо и на компромиссы идти, и учиться мужу уступать. А что мне это дало? Чем дальше, тем больше я себя пустым местом чувствовала рядом с ним, ни поддержки, ни восхищения, ни попытки понять меня! Ни разу гордости за то, что я рядом с ним. Только критика, сваливание мне в вину всего от мелочей до крупных неприятностей. Да, вон, даже беременность получилась только, когда он от меня ушёл!

Катя в запале начала уже кричать и даже слёзы выступили на глазах. И слова эти обвинительные, которые она как-то даже про себя так чётко ни разу до этого и не проговорила, вылетали потоком, вымывая внутри какой-то унылый мусор и избавляя её от неведомой вины непонятно перед кем. Может перед самой собой? И она, неперебиваемая своими притихшими слушательницами, говорила и говорила, вспоминая всё обидное, что старалась долгое время и обидным-то не считать, всё недополученное, что всю дорогу призывала себя считать неважным и неглавным, всё то запиханное подальше, мешающее оставаться на плаву не возненавидев и не презирая себя, всё это лилось потоком сейчас, выплёвывалось злыми эпитетами, горечью и отчаянным, жадным нежеланием больше со всем этим мириться. Когда она затихла, сжимая давно пустую чашку обеими руками, то пару минут все молчали. Тётя Валя тревожно поглядывала на Люду, предоставляя ей право первого слова, а Люда смотрела на потоки дождя за стеклом стареньких деревянных окон лоджии.

- Даа, Катька, вот оно – твоё истинное лицо какое, - улыбнулась ей наконец Люда, отодвигая чашку. – Тогда хотя б денег пусть даст. Тебе с дочкой его тлетворное влияние может и не надо, а деньги точно лишними не будут.

- Обойдусь как-нибудь, - нахмурилась Катя, уже остро стесняясь своего воинственного и отчаянного выступления.

- Молодец, Катя, - поднялась над швейной машиной тётя Валя. – А я так и рада за твоё истинное лицо! И я всегда считала, что женщина, она пускай сама и тише воды будет, но коль уж ребёнок у неё, так и бороться станет как лев. А и сама за Людочку всегда находила силы насмерть стоять.

- Мам, - вмешалась строгая Люда.- Ну, где ты там насмерть стояла?

- Ай, да неважно! Главное – готова была любому глотку перегрызть. Вот как Катенька наша. Молодец!

Провожая Катю до лифта, Люда помялась в дверях и тихо, но твёрдо произнесла:

- Ну, давай я ему позвоню. Всё равно это решить надо будет. Вы ж официально не разведены ещё. И деньги, Кать. Не лишай ребёнка того, что ему по праву дать обязаны.

Катя только покачала головой. И нажав на кнопку вызова лифта, с улыбкой обернулась к подруге. Люда смотрела на неё со своим обычным уверенно-монументальным выражением лица, и тем больше удивило Катю промелькнувшее по этому лицу знакомое тёти Валино выражение, с которым та восхищённо комментировала очередное глянцевое событие: « Красота-то!... Жаль только не про нас...»

От Люды Катя приехала домой уже в темноте, в расслабленном и умиротворённом состоянии. Вымыв руки, постояла у старенького, треснувшего зеркала в ванной, открыла в комнате окно, впуская в затхлое помещение влажный и свежий воздух с запахом дождя, и потащила планшет на кухню. Чаю больше не хотелось, но в кухне была насильственно учинённая мамой чистота, а в комнате было неприятное, гнетущее запустение. «Надо будет повыбрасывать всё-превсё», - неожиданно для себя решила Катя перед погружением в Январиков. С вечера Январики изнуряли себя спорами о прививках. Катя добросовестно прочла все высказывания, местами доходящие до полного неприятия и даже истерик. Подивилась, зачем люди сейчас решают эти мелкие медицинские проблемы, и обрадовалась очередной перемене темы. Джамбо наконец, перестала постить тонны полезной информации по беременности, нарытой в разных ресурсах, и решать проблемы, вызванные исключительно собственным суеверием.

Джамбо: «Девочки, муж не то чтоб категорически отказывается идти на роды, но постоянно употребляет оговорки «ну, если тебе так уж хочется...». А при чём тут МНЕ хочется?! Я объяснила, что нужна конкретная помощь, массаж и т.д., рассказала, что на время потуг можно выйти, но что он нужен на схватках! И увидеть ребёнка в первые мгновения (сейчас читаю о важности импринтинга). А он говорит, что это было б даже ненормально, если б папа сам на роды рвался. У кого как?»

Чучка: «Я считаю, что хотели ребенка вместе, "делали" вместе и рожать должны вместе!!!»

ЛеггиБегги: «Я, например, рожала первого ночью и между схватками спала. Схватка - сон - схватка - сон. Мужа помощь в это время, наверное, была бы, если бы он сам спал. Но он-то не спал, а лез со своим массажем. Как я его там не забила, не понимаю.. Но пуповину-то само собой перерезал.»

Tequila: «Мне мой муж там явно ни к чему. Но девочкам берегущим семейное счастье надо наверное почитать что-то на эту тему. Слышала краем, что мужья потом отвращение испытывают, в обмороках там у врачей под ногами валяются, скандалят. Типа стресс. Так что, Джамбо, ты же не можешь заранее проверить как твой себя поведёт. Может и лучше без него?»

Венера: «Джамбо, может у него просто страх?»

Джамбо: «Понятно, что страх, но я хочу, чтобы он его преодолел.»

ВИС: «Джамбо, так до его страхов вам дело есть, а свои жить не мешают. Интересный парадокс современности, кстати.»

Джамбо: «Я просто хочу поддержки от человека, который по самой сути ситуации должен испытывать желание в этом участвовать. Это так непонятно?»

Whiterose: «Девочки, вот я искренне не понимаю, для чего мужу видеть меня красной, потной, в слезах и соплях? Это такое испытание огнём мужской чувственности?»

Elle: «Whiterose, поддержу тебя. Мы 13 лет вместе. Я не хвастаюсь! Просто делюсь. Мы за это время достигли полного взаимопонимания! Но этот вопрос совместных родов у нас никогда не поднимался! Ну, да видят они нас без косметики, и непричесанной тоже, и даже больной, но простите меня за не совсем приличную откровенность: может мы уже тогда и в туалет начнём при них ходить - раз мы же муж и жена!

Я считаю, есть вещи, которые необязательно видеть мужчине, даже (вернее ОСОБЕННО), если он тебя сильно любит. Должна же быть в женщине хоть какая-то загадка!»

Lena11: «Ужас какой! Как можно чудо рождения приравнивать к походу в туалет! Девочки, разве важно, как вы в этот момент выглядите? Мужу будет не до того! Он же присутствует при таинстве рождения и счастье встречи с малышом, единение семьи вокруг новорожденного чуда затмят для него всё. Почитайте отзывы о родах дома! Ваш муж даже не увидит, как вы там выглядите!»

Elle: «Ослепнет он что ли? Это вы за болью ничего не увидите. А он уж точно много интересных деталей заметит!»

Джамбо: «Мне хочется его поддержки и чтобы был рядом, чтобы малыша сразу увидел. Даже не объяснишь так просто всех причин, но для меня это очень важно. А то что отвращение… это, конечно, от человека зависит, но я считаю что если он не может это пережить, то он и не мужчина вовсе. Как всякие фильмы ужастики смотреть так они сильные, а тут ...»

Zvezdochka1986: «А мой так и рад».

Elle: «Чему рад? Природой не предусмотрено участие мужчины в данном процессе.»

Венера: «Я вот тоже смотрела передачу, где психолог говорил, что мужья теряют интерес к женщинам, если присутствуют на родах. Интересно, где он эту статистику взял? Могу предположить, что из историй обращения пар с такими проблемами. Поскольку навряд ли он общался с теми парами, у которых никаких проблем не возникло после родов. Мы в этот раз рожаем вместе, как вы понимаете.»

Жужелица: «Кстати, а технически, кто знает как это организуется: не знаю как в других больницах, но в двойке в предродовой я была не одна. Было еще несколько женщин. Им может быть не совсем комфортно наличие мужа, тем более не своего.»

Чучка: «А мне пофиг. Главное, чтоб со мной муж был. Остальные тоже своих мужей могут приводить. Я не против»

Whiterose: «Девочки, а кто из вас в январе в двойке рожает? Как-то я совсем не хочу со всеми вашими мужьями рожать...»

Катя оторвалась от экрана, налила себе воды и, глядя в тёмный мокрый двор, усмехнулась, что хоть от необходимости заманивать какого-то мужика в роддом с переживаниями о его будущих психотравмах, она гарантированно избавлена. И тут же вспыхнула радостью, что у неё всё зашло уже настолько далеко, что она может вполне практически рассуждать о роддомах и связанных с ними обстоятельствах. И впервые с начала беременности её мысль крутнулась внутрь себя; не к явлению беременности, не к возможным внутренним проблемам, а к той девочке, которая живёт у неё внутри. И Катя, замирая от гордости и восторга, прошептала себе чуть слышно: «И как там она?»

Автор - Lemming (С. Галицкая)