Потихоньку провожу внутренннее расследование на тему "Как я провел лето у бабушки"

Спрашиваю

- Плакал у бабушки-то?

- Нет!

Подумал, подумал

- Только один раз.

- А чего плакал? По какому поводу?

Промолчал.Умело замял. Увёл тему. Умеет, шельмец. Ладно, найдём альтернативныеисточники информации. Позвонила бабка. Спрашиваю тот же вопрос. Бабкаподтвердила - один раз. А чего? Замялась. Тут уж я начал подозреватьсговор с целью сокрытия достоверной информации. Пришлось применитьдавление и шантаж. Ну, а как? А ля гер ком а ля гер. Как вы нас, так имы вас. Бабка раскололась, и всех сдала. Ха!

Значит, дело какбыло? Бабка пошла на работу, а хрюндель остался с дедом. И вот сидятони на кухне, и малый старому чего-то рассказывает.

Тут надо,что б было понятно, сказать вот что. У хрюнделя есть такая особенность,у него рот с тех пор, как он говорить научился, не закрывается. Онговорит всегда. Идет, стоит, сидит – говорит. Ест, какает, играет –говорит. Моется в душе – поёт. Много и часто говорит во сне. То естьночью. При этом понять, говорит ли он именно во сне или проснулся, -нельзя. Речь всегда хорошая, связная. Однажды полночи рассказывалМуху-цокотуху. Выяснилось, - спит. Когда спотыкался и забывал, -начинал ворочаться и метаться. После подсказки успокаивался и шпарилэту муху дальше. Дурдом. Я же эту муху наизусть не помню! Так и сидел скнигой. Он значит спит, и во сне читает. А я значит со спичками вглазах, с книгой, в роли суфлёра.

При этом он никогда не забываетпроверить наводящими вопросами, насколько внимательно его слушаетсобеседник. То есть кивать головой и думать про своё - не канает. Надобыть в теме. Как на совещании.

Помню, давно ещё, я выполнялфункцию субботнего папы и мы просто шли с ним по городу. А он тогдаговорил ещё не очень, слов знал мало, но зато очень любил слушать. И,учитывая мою неразговорчивость, он придумал простой садистский приём.Он к каждому последнему слову любой моей фразы добавлял "Чего?" Ивытягивал следующую. Диалог при этом звучал примерно так. Два человекакопаются под капотом девятки. Мы идём мимо.

- Папа, а они чего?

- Машину чинят.

- Чего чинят?

- Ну, наверное сломалась.

- Чего сломалась?

- Не знаю, сынок. Может с двигателем что-то не так.

- Чего не так?

- Сынка, ну откуда ж мне знать? Я ведь не автослесарь.

- Чего не автослесарь?

Это уже начинало попахивать откровенным издевательством и вмешательством в личную жизнь. И я спросил.

- Слушай, ну что ты всё "чевокаешь", а?

Онзамолчал. Я думал - обиделся. Нет. Он ответ просто формулировал,слов-то мало ещё. Через минуту сказал, успокаивающе-снисходительно.

- Папа, ты не сердись. Я же просто разговариваю.

Нестолько сами слова, сколько вот эта интонация меня тогда поразила. Типа"Держись, старик. Вот так и растут дети-то. А ты что хотел?" Мне былостыдно, правда. Что вообще-то нонсенс. Это два ему было? Ну, может чутьбольше.

Ладно. И вот сидят они с дедом на кухне, один говорит,другой слушает. По-моему, он ему про Малыша и Карлсона рассказывал. Обесерии. Артистично, с энтузиазмом, и в ролях. А дед под это делонеожиданно возьми да и задреми. А проще говоря - уснул.

К спящиму хрюнделя отношение тоже такое, своеобразное. Щадащее. Один раз я егоднём уложил, и сам притопил на массу. И видно крепко. А этот проснулся,встал тихохонько, и пошел на кухню пошариться в холодильнике на темучего нибудь съесть.

И вот я с ужасом просыпаюсь оттого, что он стоит рядом и громким шепотом говорит.

- Папа, извини! Ты не мог бы мне во сне растишку открыть?

Я говорю испуганно, тоже почему-то театральным шепотом.

- Во сне??? Вряд ли, сынок!

Он тогда протягивает мне эту банку и шепчет.

- Тогда ты проснись, открой, и опять спи, пожалуйста!

Ну-вот.Дед уснул, а парень, что бы деда значит не разбудить, ушел в комнату итам уже горько заплакал. От обиды. Бабка пришла - один на кухне спит,второй в комнате плачет. Надо сказать, он и испуганной бабке непризнался в причине слёз. Потом уж, по косвенным уликам, выяснилось.

Ядеда, кстати, очень хорошо понимаю. Однажды в поликлинике я у докторанашего осторожно так спросил, нет ли в этом тру-ля-ля бесконечномкакой-то патологии? Доктор, не вникая особо в детали безапеляционнозаявила "Говорит? Ну и радуйтесь, раз говорит! Другие вон вообще ещё неговорят". Не, я конечно стал радоваться, как велел доктор. Норадоваться двадцать четыре часа в сутки - это очень утомительно,честно. А деду-то и вовсе тяжело.

Вот такая петрушка. Ещё нерешил, как к этому относиться. Но ухо приходится держать востро. Нуничего, скоро уже. Скоро в садик. Там найдутся порожние уши.

© Ракетчик. Из серии "Байки нашего времени"