Через два месяца, после случившегося, мы переехали – наш полуразвалившийся барак, наконец, снесли, и нам дали двухкомнатную квартиру. Марья и Гена получили квартиру в противоположном конце города – видимо, Марья хорошо похлопотала, чтобы добиться этого – несколько раз ходила в управу. Впрочем, через год они квартиру обменяли и уехали в другой город, видимо, не выдержав всеобщего осуждения и позора – после произошедшего отношение жителей нашего городка ко мне изменилось в лучшую сторону, а Марью, напротив, все перестали уважать. Гена так вообще стал посмешищем среди местной молодежи.

 

Ни новая квартира, с ванной и туалетом, ни тщательно застекленная Павлом лоджия не радовали меня. К жизни я вернулась неожиданно – как-то сидела, перебирала Инночкины рисунки, а Андрюшенька, уже начинавший передвигаться, незаметно подполз к краю дивана и упал на пол, ударившись лобиком. Его крик словно привел меня в чувство. Сердце будто бы защемило - я сильно испугалась за внука и почувствовала себя виноватой. Хорошо еще, что ничего серьезного – только небольшая шишка. «Прости, доченька. Я в ответе за твоего малыша. Я всегда буду рядом с ним», - думала я, крепко прижимая к себе плачущего Андрюшу.

 

Письма от Виктора приходили на удивление часто – казалось, ему нас не хватало. Он писал, что много работал – сначала чинил мебель, потом, полгода спустя, стал помогать старому, непрерывно кашляющему мастеру, находившемуся в этой тюрьме уже десятый год - тот вырезал из дерева необыкновенно красивые шкатулки, маски и статуэтки. Через восемь месяцев мастер умер от туберкулеза, и Виктору, получившему в наследство все его инструменты, пришлось целыми днями вырезать на заказ то шкатулки, то маски – иногда для ревизоров, а когда и для начальства. Маски и статуэтки Виктора пользовались неизменным успехом – поговаривали, что их даже продают.

 

Как-то раз начальник тюрьмы попросил Виктора вырезать в подарок своей матери икону Николая Чудотворца, принес дореволюционные книги, фотографии. Виктор, с детства любивший читать, увлекся жизнеописанием этого святого. Икона получилась великолепной, а у Виктора появился новый заказ – Богоматерь с Младенцем. Начальник с тех пор стал относиться к Виктору благосклонно – лучше кормил, приносил книги, даже поселил в отдельную камеру, где Виктор мог непрерывно работать. Год спустя сын писал, что прочел Библию, собирается по возвращению домой принять Крещение и, судя по его письмам, представление Виктора о жизни сильно изменилось.

 

Мы с Павлом жили душа в душу – казалось, время вернулось вспять и Андрей – это маленький Витя. Инночка всегда была с нами рядом – ее рисунки висели на стенах нашей квартиры, заботливо вставленные в рамочки Павлом. Я по-прежнему работала поваром в школьной столовой, Павел, который из-за травмы был на инвалидности, сидел с Андрюшей – он обожал внука, играл с ним. На выходных, когда я была дома, уезжал с друзьями на рыбалку – рыбу они сдавали в совхоз, у нас стали появляться деньги. Павел каждый раз засовывал их в мой чулок и, пряча их за мамин потертый, но еще крепкий комод, говорил, что хочет открыть собственный магазин стройматериалов.

 

Через три года Виктор вернулся домой. Его было не узнать – похудевший, бледный, небритый, он напугал меня, когда я открыла дверь.

 

***

 

“Истинно, истинно говорю тебе:

если кто не родится от воды и Духа,

не может войти в Царствие Божие”

Ин.3:5

Виктор

 

На другой день Виктор проснулся поздно – солнце уже подходило к середине небосвода. Полежав еще немного, он, позавтракав и поиграв с Андрейкой, решил прогуляться по родным местам, и ноги почему-то сами повели его к храму, стоящему на берегу реки. Полуразвалившаяся церковь носила имя Святителя Николая – надо же, какое совпадение – первая икона, вырезанная им, был лик Николая Чудотворца…

 

Виктор подошел к храму, положил руку на шершавый и теплый, нагретый солнцем кирпич и вдруг услышал: «Что ищешь?» «Батюшку. Покреститься хотел», ответил Виктор. «Я батюшка. Только здесь не крестят – видишь, взорвали храм. И ведь не немцы – наши, русские», - услышал Виктор ответ, сопровождаемый тяжелым вздохом. Перед ним стоял высокий худощавый мужчина лет пятидесяти, с волосами цвета заката и большими грустными карими глазами на веснушчатом лице, так не вязавшимися со всем его солнечным обликом. Одет он был непонятно, во что-то черное и длинное, до самой земли. «Надо же – Божий Промысел повсюду», - добавил он и улыбнулся – даже глаза его, казалось бы, просветлели, и в эту минуту священник действительно стал похож на сияющее солнце. Виктор тоже улыбнулся в ответ и услышал: «Приходи завтра в храм Рождества Христова, к 8 утра. После службы подойдешь ко мне» - сказав это, священник быстро, словно куда-то спешил, ушел. Виктор, кивнув, долго смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за деревьями.

 

Постояв еще немного, Виктор зашел в храм и огляделся. Чего тут только не было – мусор, осколки стекла, старые газеты. Одна стена была совершенно разрушена, на ее месте громоздилась груда кирпичей. Виктор, повинуясь какому-то непонятному наитию, стал разгребать их руками – ощущение было, как в детстве: беззаботное состояние, солнце, нещадно палящее, легкий ветерок, шелест травы и тишина, кругом ни одной живой души. Часто любил он, будучи еще ребенком, ощущать этот азарт – азарт кладоискателя, когда шел с друзьями в лес, искать все равно что, и ему везло больше всех – то гильзу найдет, то пряжку со звездой…

 

В пыли, под осколками кирпичей что-то блеснуло. «Колечко сломанное? Звено цепочки. Надо же, какая огромная цепочка была…», подумал Виктор и стал отбрасывать мусор с удвоенной силой. Если бы кто-то в тот момент спросил у него, что он хочет найти, Виктор бы не ответил, ибо ответа не было. Просто искал, и все – как тогда, в детстве. Долго он еще разгребал куски кирпичей, пока не заметил, что руки все ободраны, местами выступила кровь, и ногти кое-где обломались. Отряхнувшись, он встал и подумал, что, наверное, он сошел с ума – искать здесь непонятно что и неизвестно зачем, как в детстве…

 

Вдруг ослепительно - ярко сверкнула молния, и тут же разразился гром – оказывается, небо потемнело, вот-вот хлынет дождь. «Надо же, как неожиданно – казалось, что тучка небольшая и к тому же совсем далеко, на горизонте. Надо спешить домой», - решил Виктор, но вновь сверкнувшая молния и очередной раскат грома заставил его передумать: - «Утихнет гроза, пересижу здесь – торопиться некуда». Спрятавшись под уцелевшую часть крыши, Виктор подумал, что раз он все равно остался здесь, то можно что-нибудь поискать еще. Он подошел к развалу и вновь стал отбрасывать обломки кирпичей. Дождь на него почти не попадал – соседняя, целая стена, на которой оставался фрагмент крыши, защищала от дождя эту часть храма. И его усилия были вознаграждены – неожиданно, через несколько минут, он увидел, как среди пыли и крошек кирпича что-то сверкнуло. Спустя минуту Виктор держал в руках огромный, тяжелый, на толстой цепочке, красивый серебряный крест. Цепочка была разорвана всего в одном месте. Виктор аккуратно скрепил ее и долго сидел, глядя на распятие – Иисус Христос с мученическим ликом взирал вниз, будто бы на груды кирпича разрушенного храма, словно оплакивая его… Долго сидел Виктор или нет, он не знал, но когда посмотрел на небо, солнце сияло на безоблачном бледно-голубом небосклоне. И дождя словно и не было – трава сухая, и на тропинке, ведущей к храму, ни единой лужи…

 

Утром следующего дня Виктор, боясь опоздать, вышел из дома рано и пришел в церковь Рождества задолго до службы. Утро было мрачным, будто бы еще не расцвело – собирался дождь. Вдруг откуда-то появилась девушка с длинной ярко-рыжей косой. «Словно солнце взошло», - подумал Виктор. «Храм откроется только через полчаса», - сказала она ему и вдруг улыбнулась, улыбнулась Виктору так, как никто ему еще никогда не улыбался. Глаза ее были веселы, но серьезны, и это сочетание поразило Виктора до глубины души. Он, случайно увидев на шее незнакомки веревочку, подумал, что на ней наверняка висит крестик и вдруг вспомнил о своей вчерашней находке. Виктор сразу понял, что подарит этот огромный крест именно ей, и никому другому. Он осторожно вынул крест, завернутый в платочек, из нагрудного кармана рубашки и протянул девушке. Ее глаза расширились, и она, с криком «Папа!», скрылась за калиткой в глубине двора. Не успел потрясенный Виктор расстроиться – видать, девушке его подарок не по вкусу пришелся – как увидел выбегающего из калитки священника, его вчерашнего собеседника. Батюшка, словно не веря своим глазам, бережно взял в руки крест и его глаза, и без того грустные, наполнились слезами. «Дед… дед», - прошептал он и вдруг обнял Виктора.

 

Оказалось, что дедушка священника был настоятелем разрушенного храма и пропал без вести в конце войны, как раз в тот день, когда храм был взорван. Сколько ни пытались близкие узнать что-либо о нем, все было бесполезно, и эта неожиданная находка – крест деда – потрясла отца Николая (так звали батюшку) до глубины души. «Я часто ходил к тому храму, будто бы что-то чувствовал, а ты вот – нашел. Пойдем в дом» - добавил он, положив руку на плечо Виктора. Наташа вынула из шкафа старый, потертый фотоальбом. С фотографии в глаза Виктора строгим, проникновенным взглядом смотрел священник. На его груди висел крест, найденный вчера. «Это мой дед, протоиерей Артемий», - сказал отец Николай.

 

После службы батюшка подошел к Виктору, чтобы поговорить с ним, и в ходе беседы священник выяснил, что Виктор хорошо знает Библию - как Ветхий, так и Новый Завет, все основные библейские события, знает что-то и о Святых, но не все правильно понимает. Отец Николай объяснил основные догматы и дал Виктору задание – прочитать Катихизис и выучить Символ Веры.

 

Девушка с золотой косой оказалась дочерью священника, впрочем, их было три, очень похожие друг на друга. Но у Наташи будто бы и улыбка была милей, и глаза более ясные, и волосы яркие, как лучи солнца – на взгляд Виктора она, без сомнения, была самой красивой из сестер, и самой старшей – Наташе накануне исполнилось 20 лет.

 

Прочитав Катихизис, Виктор с радостью обнаружил, что те вещи, которые он знал и в которые совсем недавно начал верить, так точно и кратко изложены в Символе Веры, и поразился, как четко сформулировано православное вероучение в Катихизисе.

 

«Человек вроде уверовал, и слова Священного Писания коснулись его сердца; где-то в груди зародилось чувство веры в Бога, но как жить дальше? Если сравнить Библию с азбукой, то церковь можно сравнить со школой: без школы не выучишься никак, и без церкви никакие знания не пойдут впрок. Даже если мы умные, знающие, мы начинаем мудрствовать, ибо в каждом из нас есть дух гордости, который мешает идти к Богу. Есть традиция, толкование священного писания, которое берет свое начало от апостолов» - говорил Виктору отец Николай.

 

Вскоре Виктору пришло понимание того, что церковь, Святая Соборная Апостольская, как она названа в Символе веры, и есть наша Православная церковь, именно та, в которой сохранилась апостольская преемственность.

 

Крестился Виктор вдвоем с племянником, Андрейкой – отец Николай настоял: «Негоже ему некрещеному быть».

 

«Виктор, сейчас особенно сильно посещает тебя благодать Божия, сейчас сам Бог ведет тебя к себе: все мысли твои о Боге, с радостью ты встаешь на молитву, хочешь узнать о церкви, ее таинствах, богослужении, читаешь поучения святых отцов, но это лишь начало пути. Сегодня ты крестился, это духовное рождение, но тебе предстоит теперь жизнь по вере. Впереди жизнь, Виктор, которая есть испытание для христианина и крест его. Все грехи, которые ты совершил до этого, благодатью Божиею прощаются тебе. Но будут и испытания, в которых нужно будет показать свою любовь к Богу, верность обетам, данных перед Богом. Для спасения есть таинства. Всякий раз, как согрешил, нужно как можно скорее исправиться – для этого есть исповедь и причастие» - говорил отец Николай Виктору после крещения, внимательно глядя ему в глаза.

 

С тех пор Виктор стал частым гостем отца Николая. «Это – «Жития Святых». Мало что осталось от дедовой библиотеки – все сожгли», - вздохнул священник и строго добавил: «Это непременно прочти».

 

Виктор стал помогать отцу Николаю служить – стал чтецом. После службы батюшка мягко, но строго поправлял его: «Виктор, пора бы уже запомнить, что не добротА, а добрОта, не нИже, а нижЕ». Виктор послушно кивал - на старославянском читать было трудно, но вскоре он привык.

 

Спустя всего три месяца вернувшийся из тюрьмы Виктор уже алтарничал в храме Рождества Христова, был звонарем и даже подпевал в хоре – не зря на гитаре учился, шутил он. Впрочем, какой хор – три сестры, дочери священника, матушка Дарья и две старушки, приходившие по очереди – то одна занеможет, то другая…

 

***

 

Не бывает пророк без чести,

разве только в отечестве своем и в доме своем.

Мф 13:57

Я

 

С тех пор, как Витюша вернулся, я его не узнавала – веселый, разговорчивый мой сын превратился словно в угрюмого старика, будто бы ему не 25 лет, а все семьдесят. В доме появились иконы: Николай Чудотворец, Богоматерь с младенцем и лик Спасителя. На стену Виктор, не слушая возражений отца, повесил большое распятие, который он вырезал, будучи в тюрьме. Крест и впрямь был очень красив.

 

Всегда уставший и чем-то озадаченный, Витя уходил ни свет ни заря, а приходил вечером – успевал повозиться с Андрейкой, зажигал лампадку, молился, после чего ложился читать. Читал иногда до рассвета. Уговорил меня окрестить Андрюшу, крестился сам с ним вместе, и опять – словно бы чужой, не подступишься.

 

Особенно обидно было, что с отцом по выходным на рыбалку не ездил. Мы с Павлом пытались объяснить, мол, денег заработаешь, приоденешься, в лохмотьях ведь ходишь, но нет – я на выходных в храме, говорит. Трогать я его боялась, было видно: Витю что-то заботит. В конце концов, я решила: «Пусть. Главное – не пьет. Пусть в себя придет, адаптируется, а там, глядишь, и на работу устроится».

 

Тогда я еще не знала, что сын уже работает в церкви, а узнав, успокоилась совсем. «Ты подумай», - говорила я разъяренному Павлу, - «Что в этом плохого? Ничего плохого. Другие пьют, воруют, гуляют, а он - не забывай – из тюрьмы пришел! Оставь его, дай парню в себя придти. Позже, через пару месяцев, поговоришь». Павел, казалось, согласился, но иногда ворчал: не мужицкое, мол, это дело.

 

А вскоре у нас случилась нежданная радость – привел Витюша невесту, да какую! Красавица, словно солнце ясное, а глаза карие, как шоколадки, серьезные, но добрые – посмотрит, и будто бы просыпается в душе непонятно откуда что-то светлое, теплое. Наташа оказалась дочерью того золотоволосого священника, крестившего Инночку – я, вспомнив день крестин и старенькую Дарью Петровну, умершую пять лет назад, не выдержала и расплакалась.

 

Наташа занималась иконописью – две иконы в храме Рождества Христова были написаны ею. Жить молодые собирались у отца невесты – дом при храме большой, вторая половина его стояла пустая.

 

Свадьба была скромной. Молодые, расписавшись в ЗАГСе, поехали в храм, где и обвенчались. Витюша выглядел совершенно счастливым, Наташенька тоже светилась от радости. После свадьбы они часто, почти ежедневно, заходили к нам – Наташа с удовольствием возилась с Андреем, а Виктор с любовью смотрел на них.

 

Незаметно пролетели несколько лет, Наташа, одного за другим, родила двоих сыновей, Петю и Диму, которых нянчили ее младшие сестры, а Виктор стал дьяконом и продолжал трудиться при храме.

 

Андрюшенька пошел в школу, попал в класс к той же учительнице, где училась Инночка. Первое время она словно искала в нем какие-то изъяны, но уже через несколько месяцев перестала к нему цепляться – мальчик бегло читал и уже знал таблицу умножения – Павел постоянно занимался с внуком. Мне казалось, что любовь, которую он не дал Инне, Павел хочет перенести на Андрейку.

 

Часто Андрюшу брал к себе Витя, иногда на несколько дней – тот помогал ему изготавливать иконостас. Павел, до сих пор относившийся скептически к Виктору и не простивший его за то, что он выбрал путь церковнослужителя, пытался не пускать Андрея к Виктору, но Андрюша был не по-детски упрямым, серьезным и целеустремленным – если ему было что-то интересно, то от своего он не отступался никогда. К тому же Андрей очень любил играть с Петей и Митей.

 

***

 

Созижду Церковь Мою,

и врата ада не одолеют ее

Мф.16:18

Виктор

 

«Мечта всей моей жизни, Виктор, восстановить храм, где дед служил, но одному мне этот крест не по силам – сам видишь, сколько дел на приходе», - сказал как-то за чаем отец Николай, держа на одном колене Митю, а на другом качая Петю, – «Настоятелем будешь, Виктор?». «Буду», - с радостью ответил Виктор и посмотрел на Наташу, стоявшую рядом и гладившую рукой свой вновь округлившийся живот – она снова ждала малыша. Наташа улыбнулась, обняла Виктора и кивнула. «Только вот денег нужно много, а где их взять?» - Виктор, думавший об этом с того дня, как он нашел крест, обреченно вздохнул, теребя кончик жесткой бороды. «Я найду деньги» - Андрейка, сидящий рядом, серьезно смотрел на них, - «У дедушки Паши есть». Наталья, засмеявшись, поцеловала Андрея в лоб, но он, отодвинув чашку, вывернулся из ее рук и убежал. Отец Николай, с улыбкой глядя вслед Андрею, сказал: «Приход сейчас большой, храм всегда полон – не то, что пять-десять-двадцать лет назад. Люди к Богу идут. Будем храм восстанавливать, постепенно. С Божией помощью».

 

***

 

Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне,

ибо таковых есть Царство Небесное

Мф 19:14

Андрей

 

«Дед! Деда!» - Андрей, как вихрь влетевший в квартиру, где Павел сидел и разбирал третий раз сломавшийся магнитофон, закричал – «Давай на твои деньги храм будем восстанавливать!». «Какие деньги?» - Павел оторопело посмотрел на внука. «Ну, те, которые у тебя там лежат», - Андрей махнул рукой в сторону комода. «Ты что? Я вот скоплю, и открою фирму, буду стройматериалы продавать!» - Павел возмущенно посмотрел на внука, - «И потом, какое тебе дело до моих денег?». «Дедушка, они у тебя все равно лежат, а мы могли бы храм починить – там бы служба шла! Ну ты что – не понимаешь? Если ты с ними ничего не делаешь, то зачем они лежат?» - Андрей смотрел на Павла по-детски наивными глазами, и в них стоял вопрос, на который у Павла ответа не было. «Нет. Не бывать этому», - отрезал Павел. Андрей, заморгав своими огромными ресницами, удивленно посмотрел на Павла и вдруг заплакал.

 

С тех пор внук будто бы отдалился от деда, который с младенчества нянчил его. Павел очень переживал, стал даже выпивать.

 

Через какое-то время Андрей, казалось, поселился у Виктора – домой его было не заманить. Наталья к тому времени родила девочку, Светлану. Павел, любивший внука больше всех на свете, сердился – приходил к храму и звал Андрея на рыбалку – они с друзьями по-прежнему на выходные уходили к реке с ночевкой. «Дед, я не могу – по субботам я в храме должен быть» - отвечал Андрей. Оказалось, что он помогает Виктору и отцу Николаю в алтаре.

 

«Алла, люди-то засмеют, Иван спрашивает, где Андрейка», - Павел, закрыв лицо руками, сидел и качал головой. «Ты уже один раз сделал свой выбор ради мнения людей, и что?», - не выдержала я, - «Оставь их. Ничего плохого они не делают. Ну, живут не так, как ты, иными понятиями, и что с того?». Павел опустил руки, и, сжав их в кулаки, положил на колени. Лицо его было красным. Он посмотрел на меня, потом молча встал, подошел к комоду и вынул деньги. 

 

***

 

«Савл, Савл, что ты гонишь Меня?»

Савл спрашивает: «Кто ты, Господи?».

Господь отвечает ему: «Я Иисус, Которого ты гонишь.

Трудно тебе идти против рожна»

Деян 9:4-5

Павел

 

Трясущимися руками заводя машину, Павел понимал, что готов на все, чтобы не потерять Андрейку, как потерял когда-то его мать, Инну, – готов отдать свою жизнь, здоровье, деньги, которые, аккуратно свернутые в старый перештопанный чулок Аллы, он вез в северную часть города, для того, чтобы их, с трудом заработанных в течение многих лет, потратили на реставрацию разрушенного храма – быть может, думал он, это вновь сблизит его с Андреем.

 

Наташа, кормившая дочь, услышала настойчивый стук в калитку. «Открыто!» - крикнула она. Через минуту, увидев хмурое лицо Павла, она удивилась чрезвычайно и обрадовалась – свекор никогда не заходил к ним. «Здравствуй» - Павел посмотрел на Светланку и спросил: «Где Андрей?». «В алтаре, убирается. Позвать?» - улыбнулась Наташа. «Не надо. Передай ему» - Павел протянул потрясенной Наташе чулок, раздувшийся внизу, словно настоящая нога, и вышел, хлопнув дверью.

 

Вернувшись домой, Павел, открывший было бутылку водки, вновь закрыл ее и поставил в холодильник – отчего-то грусть прошла сама по себе. Спустя полчаса в дверь позвонили. На пороге стояли отец Николай, Виктор и Андрейка, который бросился к деду на шею. «Отпусти, отпусти» - прохрипел Павел - Андрей изо всех сил обнимал его, так, что тот даже закашлялся. «Папа, ты принес свои деньги на храм?» - на лице Виктора читалось изумление. «Да. Принес. На восстановление храма», - сказал Павел, уголком глаза глядя на Андрея, и тот вновь кинулся обнимать деда: «Я же говорил! Я говорил, что дед даст, он добрый!» - кричал Андрейка. Виктор, посмотрев на него, опустил глаза. «Это Чудо Божие, Ваша сумма – это как раз столько, сколько нужно нам на первое время. Господь воздаст Вам», - сказал отец Николай, - «Деньги эти вернутся Вам через некоторое время непременно», - добавил он. Павел, махнув рукой, посадил Андрюшу на колени и прижал мальчика к груди.

 

***

 

  

 

Ищите же прежде Царства Божия и правды Его,

и это все приложится вам.

Мф.6:33 

Я

 

«Слава Богу – а то извелся Павел совсем с этими деньгами. Применить их так, как ему хотелось, он не мог – мало было, а потратить – жалко», - думала я, глядя на деда и внука, которые боролись на ковре, роняя стулья.

 

Вскоре начались работы по восстановлению храма и неожиданно для меня, Павел подключился к ним – бригада строителей, молодые ребята из Белоруссии, работали быстро и ладно, а бригадир их, Семен, ровесник Павла, верующий, с суровым обветренным лицом, сдружился с Павлом. Через месяц работы Семен протянул Павлу деньги. «Зачем?» - удивленно спросил Павел. «Ты же месяц работал с нами. Выплатили всей бригаде – это твоя доля. Бери» - Семен настойчиво протянул деньги Павлу.

 

Вечером, за ужином, я сказала: «Видишь, возвращаются твои денежки, да и работа постоянная появилась. Андрей уже большой, нянька ему не нужна – теперь можешь работать». Павел, улыбнувшись, обнял меня одной рукой, другой – Андрея и мы сидели вместе несколько минут – эти минуты были счастьем для нас троих.

 

Два с половиной года спустя в храме Святителя Николая основные работы были почти завершены, и бригада Семена уезжала обратно в Белоруссию. Павел, было, загрустил, но отец Николай предложил ему работать старостой в отреставрированном храме. Павел, согласившись, будто расцвел – его работа была важной и ответственной. Виктор, по благословению Епископа, стал священником, настоятелем нового храма. Храм, даже не до конца отреставрированный, никогда не пустовал – на Руси у нас всегда почитали Святителя Николая: чудом появлялись по мере надобности деньги и на подсвечники, и на внутреннюю отделку. «Эти работы никогда не кончатся, Виктор», - говорил отец Николай, счастливо взирающий на купол храма, - «Главное – служба идет». В последнее время отец Николай выглядел очень довольным, и из глаз его исчезла грусть, которая, казалось бы, навеки поселилась в них.

 

По мере того как строился храм, росло число прихожан. Встал вопрос о воскресной школе, где могли бы воцерковляться их дети, и храму для этих целей дали помещение – заброшенный, но еще крепкий дом, находившийся рядом с церковью. Так появилась церковно- приходская школа, куда Андрей постепенно привел почти своих одноклассников. Лишь трое из них, издевавшиеся над Андреем из-за его происхождения, к чему он давно привык, смеялись теперь уже надо всеми.

 

Я была счастлива совершенно – Павел, наконец, нашел себя, Виктор с Наташей жили дружно, растили деток – старшие, Петя с Митей, уже помогали в алтаре. Андрейка стал совсем самостоятельным: помогал деду – что-то строил, или прислуживал в алтаре то в одном, то в другом храме.

 

Гром грянул неожиданно – я, уже будучи сорокадевятилетней, с изумлением поняла, что беременна.

 

«Когда были последние месячные?» - строго спросила доктор, глядя в бумаги, лежащие у нее на столе. «Не помню. Не знаю – я думала, у меня климакс», - ответила я с недоумением – мне не верилось, что я, бабушка четырех внуков, вновь стану матерью. «Каждая женщина должна помнить это», с укором глядя на меня, сказала врач, - «Какой срок прикажете ставить в направлении на аборт?» «Аборт?» - удивилась я. «Уважаемая, а Вы что – рожать собираетесь, в сорок девять лет – что люди подумают?» «А разве важно то, что люди подумают? Отвечать ведь придется не перед людьми, а перед Богом» - ответила я. «У Вас уже внуки – неужели не стыдно им в глаза смотреть?» - не сдавалась она. «Почему мне должно быть стыдно? Чего мне стыдиться? Я жду ребенка от собственного мужа!» - я чувствовала, как во мне поднималось возмущение. Но доктор, казалось, меня не слышала - «К тому же у Вас отягощенный анамнез, Ваш второй ребенок – дебил. Вы думаете, ЧТО Вы родите, в Вашем-то возрасте. В лучшем случае, однозначно, такого же, а в худшем – умрете в родах». Я, резко встав со стула и еле сдерживая наворачивающиеся на глаза слезы, ответила: «Если я рожу такого же ребенка еще раз, то буду самой счастливой женщиной на свете!» Доктор, сняв очки, с недоумением смотрела на меня, то открывая рот, то закрывая, как рыба, выброшенная на берег.

 

Я вышла из кабинета и стала быстро спускаться вниз, по лестнице. «Ну, что?» - Павел, ожидающей возле дверей, догнал меня и схватил за руку. «Ребенок будет таким же, как Инна!» - с вызовом ответила я.

 

Из поликлиники мы вышли с Павлом, держась за руки, как дети в детском саду. Была середина мая, цвели яблони и липы, и их аромат словно пропитал весь город. Я вспомнила, как много лет назад, осенью, шла с беременной Инночкой, радующейся каждому листочку, каждой букашке, по этому парку и заплакала. «Не плачь. Не надо. Я тебя больше никогда не брошу», - ласково сказал Павел, гладя мои волосы.

 

Подходя к дому, мы увидели сидящую на скамейке возле нашего подъезда полную женщину в темной одежде, в повязанном на голове черном кружевном платке. Подойдя ближе, я узнала Марью – отекшая, постаревшая, она тяжело поднялась и пошла нам навстречу. В груди моей будто бы что-то взорвалось, и я закричала: «Уйди!». Она, убийца моей доченьки, посмела прийти ко мне! Тот зимний день, когда умерла Инночка, будто бы вернулся, и словно не в тополином пуху был двор, а в сугробах, и не новый пятиэтажный дом, а наш старый потемневший барак… все закружилось перед моими глазами, и, теряя сознание, я медленно соскользнула на руки Павла.

 

***

 

Ибо знает Господь путь праведных,

а путь нечестивых погибнет.

Пс 1:6

Я

 

Вечером, после службы, пришел Виктор. Оказывается, Марья заходила к нему в храм и они беседовали. Марья рассказала, что Гена погиб – напившись, ехал на мотоцикле и не справился с управлением. Он так и не женился, детей не нажил – Марья, вот уже пять лет промаявшись в чужом городе одна-одинешенька, решила проведать Андрейку.

 

«Ну и что?» - заплакала я, - «Она Инночку, доченьку мою убила, понимаешь? Понимаешь?» - я, сорвавшись на крик, сжала ладони - «Пусть убирается. Мне и без того тяжело. Я беременна». Виктор, широко открыв глаза, встал, подошел и крепко обнял меня. «Тем более. Мамочка, ты непременно должна попытаться ее простить, и эта тяжесть уйдет. Ты ведь умеешь прощать. Представь себе, что твоя цель – переплыть реку, которая зовется «Жизнь». Достигнув противоположного берега, ты войдешь в Царствие Божие.

 

Переплыть реку трудно – тебе мешают разные мысли: «Зачем, изнуряя себя, плыть к противоположному берегу, может, просто плыть по течению?» А быть может, такие: «Не поплыть ли мне немного правее, к тому чудесному маленькому островку?» Приближаешься к нему с надеждой в душе, а он вдруг обернется миражом, и тогда ты, видя совсем рядом соседний остров, подплываешь, уже из последних сил, задыхаясь, к нему – а его берега, издали такие уютно-зеленые, оказываются поросшей мхом болотной трясиной, втягивающей все в свою утробу…

 

Нет, плыть по течению – это не твой путь, это путь дохлой рыбы. А ты должна бороться с обстоятельствами и знать, что лишь подплыв близко-близко к противоположному берегу, увидишь там Сады Райские. И когда тебя тянет ко дну падения в пучину адову груз обид и сожалений – надо суметь простить, и тогда плыть становится легче. Ты же сама знаешь это, мама. Вспомни, наша Инна ни на кого не обижалась и была счастлива».

 

Когда Виктор ушел, я еще долго сидела на кухне. Уже стемнело. «Пойдем спать», - Павел, неслышно подойдя ко мне, положил руку на мое плечо. «Паша, как ты думаешь – простить Марью или нет?» спросила я его и услышала в ответ лишь тяжелый вздох.

 

***

 

 

 

Ибо если вы будете прощать людям согрешения их,

то простит и вам Отец ваш Небесный,

а если не будете прощать людям согрешения их,

то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших

Мф 6:14-15

Я

 

Беременность моя протекала на удивление легко. Мы с Наташей, которая ждала четвертого малыша, смеялись и заключали пари – кто из нас первый родит? Виктор смеялся вместе с нами, а Павел лишь качал головой.

 

Марья, спустя месяц, обменяла двухкомнатную квартиру, где жила с Геной, на однокомнатную в нашем городе. Оставшиеся после обмена деньги пожертвовала на колокол храма Святителя Николая. Стала часто ходить в храм к Виктору, стояла все службы, и вскоре устроилась там работать – мыла пол, чистила подсвечники. Андрей, с которым она то и дело пыталась объясниться, вежливо здоровался, но ничего и слушать не хотел – молча, не глядя на Марью, обходил ее стороной, а она провожала его долгим, полным боли взглядом.

 

Мой ребенок родился на месяц раньше Наташиного. «У Вас девочка! Поздравляю!» - молоденькая акушерка протянула мне малышку. Я не успела рассмотреть свою дочь, как ее тут же унесли. Через двадцать минут подошла педиатр, тоже совсем юная, и сообщила, что с ребенком все в порядке – никаких отклонений, 9 баллов по шкале Апгар.

 

Придя на выписку, Павел, взяв на руки дочь, прижал ее к себе. Дома нас, торжественно приехавших на машине, встречала целая толпа: Андрейка, Виктор с Натальей и детьми, отец Николай с матушкой и… Мария. Бережно развернув дочь, Павел вгляделся в ее личико и с недоумением посмотрел на меня. «Она здорова», - ответила я на его немой вопрос и обернулась к Марье: «Мань, поставь чайник, пожалуйста».

 

Елена Живова